«Машенька» Владимир Набоков 66

ли то думы о бледно прошедшей жизни, или же старость, болезнь, нищета, с темной ясностью ночного отраженья, являлись перед ним,-- были ли это думы о паспорте, о Париже, или просто -- скучная мысль о том, что вот узор на коврике как раз вмещает носок сапога, что хорошо бы выпить холодного пива, что гость засиделся, не уходит,-- Бог весть; но Ганин, глядя на его большую поникшую голову, на старческий пушок в ушах, на плечи, округленные писательским трудом, почувствовал внезапно такую грусть, что уже не хотелось рассказывать ни о русском лете, ни о тропинках парка, ни тем более о том удивительном, что случилось вчера. -- Ну вот, я пойду. Спите спокойно, Антон Сергеевич. -- Спокойной ночи, Левушка,-- вздохнул Подтягин.-- Хорошо мы потолковали с вами. Вы вот не презираете меня за то, что я взял у Куницына денег. И только в последнюю минуту, уже на пороге комнаты, Ганин остановился, сказал: -- Знаете что, Антон Сергеевич? У меня начался чудеснейший роман. Я сейчас иду к ней.